Душа русского Севера: Вологда готовится к 880-летию

Все это – богатства Вологды. Сегодня здесь не только хранят древние промыслы, но и развивают современное производство. Вологодское мороженое, например, знают и любят не только в России, но и за границей. Тоннами закупают и производимые здесь удобрения. Тем временем древний город готовится отметить 880-летие.

Старинный русский город Вологда вовсю готовится к юбилею – не за горами 880-летие. Уже сейчас городу есть что показать и чем гордиться, ведь именно отсюда родом знаменитое вологодское масло и затейливые кружева, и первая сталь.

Душа Севера в переливах их голосов, в словах и незнакомых, и понятных одновременно. Мелодии говора, словно рожденного для песни. Они такими здесь были и 200 лет назад, когда в один разноцветный поток сливались со всех окрестных деревень, чтобы, сцепив руки, под запевы и частушки двинуть праздничным ходом от края до края.

Обряды хождения рядами или стеной от двора ко двору сохранили только эти две северные деревни. Бывали времена, когда и дня было мало, чтобы обойти всю округу.

Он звучит именно так – вологодский Север. Высоко и протяжно, а порой размеренно, как стук столетней мутовки о чугунный носник. Технология прежних времен. Подальше от городов до сих пор так порой и выбивают из сметаны самый знаменитый вологодский продукт.

Его слава никогда бы не вышла за пределы деревень, если бы 150 лет назад Николай Верещагин, родной брат знаменитого художника, не нашел способ заставить сливки передавать маслу их ореховый вкус в промышленных масштабах – да таких, что Европа из России везла только вологодское.

Секрет его не только в доводимых почти до кипения сливках (пастеризовать в России умели и до Верещагина) или прописанной по минутам технологии, которая превращает молоко в монолитный блок. Дело в самом молоке, исключительно вологодском. Что, правда, доказать удалось только 13 лет назад.

Хотя Рецепт его известен полтора века, до 1939 года вологодского масла как бренда не существовало, пока наркомат мясной и молочной промышленности не утвердил и поныне существующее название. Но только в XXI веке это масло запретили производить за пределами вологодской земли.

Еще в начале XX века на этикетках писали «Парижское» или «Петербургское» – экспортный вариант вологодского масла, приносившего России 70 миллионов рублей золотом в год. За 30 лет почти с нуля из крестьянского промысла здесь сумели создать новую отрасль, которая питала экономику государства еще за полвека до первой стали Череповца.

Северсталь. Почти 70 лет этот город металла не замирает ни на секунду, круглые сутки подсвечивая свои громадные цеха огнем и искрами раскаленных чугуна и стали. На их металле держаться столичные небоскребы и стадионы футбольного чемпионата мира. Тысячи его тонн, сваренные в домнах, разлитые бездонными ковшами по печам, в стальные листы – слябы – превращаются здесь. Разогретые до 1300 градусов, они выкатываются на стан, чтобы, пройдя через пресс и воду, стать тоньше карандаша.

Знаменитый «Стан 2000». Цифра в названии – это ширина раскаленного листа, который тянется по каткам. Из огня он выходит очень толстым – 25 сантиметров. Через километр от него останется 1 миллиметр.

Здесь когда-то построили самую большую в мире домну и только-только запустили новейшую, подобных которой в России нет.

По традиции доменным печам здесь дают женские имена. Уже есть Вологжанка, крупнейшая – из книги рекордов – Северянка. Эту назвали Череповчанка. Домна номер 3, самая современная и технологичная в России. У нее внутри даже видеокамера есть: ее работа теперь всегда на экране. Современный сталевар уже мало напоминают сурового наследника кузнеца.

Руки с молотом управляются умело, а вот бороду порой приходится подбирать, чтобы не попала на наковальню. С приходом тепла в Великий Устюг Дед Мороз переходит на летний режим, в котором куда меньше фотосессий, зато есть рыбалка и кузня.

Его великоустюжская резиденция не закрывается даже когда вместо снега под ногами зеленая трава, среди которой бродить он предпочитает в одеянии по сезону. В его гардеробе – десяток посохов и сорок костюмов, есть даже льняной – рыбацкий. Не в шубе же встречать утреннюю зорьку у пруда!

В июне Дед Мороз работой не перегружен, писем не много – едва ли больше трех десятков в день. Но почта функционирует, как и зимняя забава – ледник.

Ни ледяная карета, ни Баба-Яга, ни ее избушка не превращаются в воду, когда за окнами летняя жара. Правда, окон в леднике нет, а температура круглый год – минус 10, так что не тает даже знаменитое вологодское мороженое.

Оно начинается в печах, где плавятся тонны вологодского масла. Со сгущенкой и молоком – тоже и обязательно вологодскими – ему предстоит пройти и минус 40, и плюс 85, и миксер, и даже некое подобие дробилки.

«Она нужна, чтобы разбить жировые шарики на одинаковые шарики, чтобы они не смешались. Поэтому мороженое вы чувствуете вкусным, воздушным, мягким», – пояснила главный технолог ООО «Вологодское мороженое» Светлана Свинкина.

Вологодский пломбир – официальный наследник первого советского мороженого, технологию производство которого из Соединенных Штатов привез Микоян в пакете с гамбургерами и кока-колой. Котлеты в булках и американская газировка здесь не прижились, а мороженное стало главным советским лакомством на все времена.

Процесс, напоминающий карусель. Стаканчик отсюда уезжает в морозильную камеру. До этого он еще мягкий, и только здесь при температуре минус 36 он станет настоящим мороженым. На выходе это уже тот самый закаленный пломбир, внутри которого – минус 8. Достаточно, чтобы не смялся по дороге до магазина. Да хоть до африканского порта: вологодское мороженое и по миру разлетается тысячами тонн.

В тоннах, но миллионами экспорт считают по соседству. Без этих череповецких гранул обходится редкий фермер.

«В одной грануле зашито сразу четыре питательных вещества, каждое из которых влияет на урожай, на качество урожая», – говорит директор АО «Апатит» (группа «Фосагро») Алексей Грибков.

В Европе удобрения в таких объемах не выпускает никто, хотя бороться за рынки порой приходиться уникальными приемами. Даже ароматизировать, чтобы уже в порту заказчик уловил запах, например, тропических фруктов. А индусы исторически не принимают никакой цвет сельхоздобавок, кроме черного – приходится красить.

Диаммонийфосфат – самое популярное удобрение в мире. Только Индия закупает его у нас сотнями тысяч тонн. Вот оно еще горячее – ладонью не взять. И черное, окрашено по просьбе покупателя.

Химия, металлургия, когда-то – судостроение. Для большой экономики губерния эта всегда была идеальной площадкой. Через Вологду и до эпохи железных дорог по воде проходил путь хоть на юг, хоть до Белого моря.

Уникальная география сюда вообще едва столицу не переманила. Вологодский Кремль – памятник той идеи Ивана Грозного, который лично следил за возведением стен и собора, пока, бросив стройку, в спешке не покинул город. Пришлось сочинять легенду о свалившемся на царскую головушку кирпиче.

«Грозный царь разгневался, выходил из храма нового, он садился на добра коня, уезжал в каменну Москву – да наш город проклинаючи», – читает научный сотрудник Вологодского музея-заповедника Наталья Прудникова.

Но Софийский собор остался. Великий хранитель истории, самой большой в России фрески Страшного суда и необычных строительных решений. 65 очень высоких – в три кирпича – ступеней вдоль Северной стены ведут на самый верх. Строители XVI века оставили реставраторам будущего возможность без лесов подняться под купол и подлатать крышу.

Путь этот скоро пригодится. И собор, и Кремль ждет грандиозная реставрация к юбилею города, которому скоро – 880.

«Здесь 19 объектов, которые не ремонтировались более 40 лет. Вообще! Не было ни реставрации, ни текущих ремонтных работ, ничего. Это город в городе, это музей, который притягивает туристов и в котором расположено более пятисот тысяч уникальных экспонатов, которые показывают древнюю историю нашего города, нашего севера и нашей России. Вот эта красота должна достаться нашим потомкам», – говорит губернатор Вологодской области Олег Кувшинников.

Красота здесь живет прямо у неба, наполняя его звоном древних колоколов, которые поют четвертую сотню лет. Их не дали сбросить в 20-е годы прошлого века, и даже царь-реформатор не посмел отобрать голоса у звонницы Кремля.

Ее колокола спасали во все времена. Однажды едва не переплавили на пушки, но в тот момент, когда в Вологодском Кремле гостил Петр I, звонарь исполнил любимую царем «Камаринскую» и государь произнес: пусть себе и дальше играют.

Они и играют на всех 24-х. По особым случаям и «Камаринскую тоже». Почти тысячу лет колокольный звон летит над этой землей от кремлевской площади до крохотного островка, обетованного пятнышка на воде, над которой монастырь, кажется, парит, как облако, под звуки молебна среди останков каменных стен.

Истерзанный XX веком монастырь понемногу оживает под колокольней, которую в 1937-м не тронули, чтобы поработала маяком, а от первого на Севере не деревянного храма тогда оставили только камни. Но даже разорванный в клочья, душу обители он сохранил в каждом кирпиче.

«Такой кирпич использовали в XV веке. В XVI веке он уже не встречается, поэтому датировка собора – 1489 год – она достоверна», – отмечает игумен Спасо-Каменного монастыря отец Дионисий.

Когда-то остров, без сомнения, вновь увидит купола, а пока, как в былые времена, собирает камни. Во все времена обязательное условие для прибывающих в обитель – булыжник, кирпич, любой камень с большой земли. Зимой ледоход подмывает берега, и это единственный способ сохранить остров в существующих пределах.

Великие монастыри берегут эти озера и леса восьмое столетие. Порой они были богаче городов, со стенами, что осады держали годами. Кирилло-Белозерский – первая каменная крепость русского Севера. Настолько почитаемый Иваном Грозным, что перед смертью постричься он хотел именно в его монахи.

«Ходили слухи, что здесь хранится казна Ивана Грозного. Поэтому поляки, литовцы практически пять лет стояли в окрестностях монастыря, перебили 98 процентов местного населения, разграбили все, но взять его не смогли», – рассказал замдиректора Кирилло-Белозерского музея-заповедника Алексей Смирнов.

Даже монахи, которые понемногу вновь обживаются здесь, признают, что выстоявший в смутное время монастырь советский период пережил лишь потому, что успел стать музеем. Он сберег дух прежних лет так, что режиссеры исторических кинолент буквально прописались среди этих стен еще с 1970-х.

Здесь памятникам числа нет. Не так давно в чугуне отлили даже главную букву вологодского алфавита.

Неповторимый вологодский говор она собирает сказками, хранит его, как драгоценность, как то, без чего не будет души русского Севера.

«Когда рот-то откроет вологодский-то человек, из него льется, как речка, как родничок», – говорит Екатерина Куваева.

А еще говор этот накрывает мягко, словно вологодское кружево.

Она задает им ритм. Мелодия, что сотни лет подгоняет пальцы, плетущие удивительные узоры из нитей под перестук деревянных палочек, которым имя дал звук.

«Звук, который они издают, называется коканьем. Они друг о друга стучат – кокают, поэтому они коклюшки», – объяснила мастерица Олеся Аверьянова.

Душа Севера. Ее хранят стук коклюшек, перезвон колоколов, камни монастырей, говор и мелодия над рекой. С первой ноты родная и тому, кто здесь еще не бывал.